Василиса
С незапамятных времён рядом с человеком жили, помогая ему во всём, живые существа, друзья наши меньшие. Собаки, кошки, птицы, да разве можно перечислить всех четвероногих, пернатых, тех, кто делает нашу жизнь удивительной, интересной! Они учат нас верности, преданности, настоящей дружбе, умению прощать. Они ничего не требуют взамен. Это рассказ о лошади, обыкновенной деревенской старой кляче с необычной судьбой.
Конюха звали Фёдор Михайлович. Но односельчане величали его по-разному. Кто – дядька Фёдор, кто - просто Михалыч. Он был нелюдимым, замкнутым, но работу свою знал и любил. С лошадками он становился другим, мог подолгу разговаривать, эта странность удивляла многих. Некоторые даже злились на него и называли дундуком. Михалыч не обижался, а лишь только щурил глаза и усмехался. Больше других конюх любил неказистую кобылку Василису, уважительно называя её пенсионеркой, боевой подругой и даже царевной. Хотя царского в этой лошадёнке, прямо скажем, было маловато. Слепая на один глаз, с провисшей спиной и старая к тому же. Для тех, кто не знал Василисиной прошлой жизни, это была просто старая кляча, которая неизвестно почему жила на конюшне, не выполняя никакой работы, лишь иногда возила полупустую телегу. У Василисы была непростая судьба. Иному человеку досталась бы – нахлебался горя горького! Но Вася была кобылой, когда-то резвой и норовистой, а теперь – усталой, умудрённой своим лошадиным опытом. До войны Василиса была одной из лучших лошадей конезавода. Необычна она была уже своей мастью – ярко-рыжая со светлыми гривой и хвостом. Этакая Сивка-Бурка из детской сказки. Молодую лошадку завод купил у нерадивого хозяина, пришлось выложить немалые деньги. И не зря! Не раз Василиса брала призы на бегах, но лишь тогда, когда в седле красовался Федор – её партнёр и большой друг. Весёлый, незлобивый, никогда не обижал. Они понимали друг друга с полуслова. Над Фёдором подшучивали – мол, не ревнует ли жена к кобылке-то? Тот улыбался, семья была для него на первом месте. Часто Василиса катала его сыновей, Павлика и Никитку, терпеливо, неспешно. Смешно было смотреть, как пацаны, вцепившись в гриву лошади и выкатив глаза от страха, изображали настоящих наездников. И виделось впереди хорошее, такое светлое!
Всё изменилось в один день. Лето выдалось жаркое, прохладно было лишь по утрам. Однажды Фёдор пришёл хмурым, долго стоял у денника, потом молча вывел Василису и, не слова не говоря, пошёл с нею на луг. Там отпустил, а сам уселся на траву и долго молчал. Потом поднялся, подошёл к ней, прижался лицом к тёплой холке и вздохнул.
- Кончилась наша вольная житуха, Васька… Уходим фашиста бить, скоро уходим…
Потом было непонятное. Станция, много людей, лошадей, все суетились, плакали. Гудки паровоза, стук вагонов, беготня – всё пугало, но Фёдор крепко держал Василису под уздцы и гладил ладонью. Жена Люба плакала, мальчишки испуганно жались к матери. На фронте первое время было страшно. Непривычная к взрывам, стрельбе, Василиса вздрагивала и тряслась при каждом артобстреле или бомбёжке. Но вскоре она освоилась, научилась тихо пробираться по тропе, затаиваться. И хотя кавалерия мало участвовала в крупных сражениях, нашим героям приходилось и в атаку ходить. Именно здесь проявилась какая-то бесшабашная удаль лошади. Василима старалась вырваться вперёд – ведь в соревнованиях она привыкла быть первой! Её уже не пугали ни шальные пули, ни рвущиеся снаряды. Она будто бы не замечала их. Необузданная смелость её удивляла даже Фёдора. Но повоевать пришлось недолго.
Промозглым осенним вечером, когда из-за дождя не видно было небва, предстояло взять небольшую деревеньку. Крепко засели в ней фашисты. Выбить их оттуда предстояло и взводу, в котором служили Фёдор и Василиса. В атаку пошли с каким-то злым азартом. И вдруг – резкий свист, удар и… Очнулся Фёдор в какой-то яме. Голова гудела, правый бок горел огнём, он потрогал его – руки стали липкими от крови. Ранен… Ну хоть не убит, хотя плен… Нет, лучше смерть… Он опять потерял сознание. Но Фёдору повезло – его вытащила с поля боя сестричка. Девчонка совсем, махонькая ростиком, размазывая по лицу слёзы и грязь, долго волокла его до ближайшего окопа. Где только силы взяла?..
Дождь лил, не переставая. Василиса лежала в грязной луже, не понимая, что произошло. Почему так болит правый глаз, невыносимо.Она пробовала подняться, но лишь передёрнула копытами. И снова темнота… Очнулась она оттого, что услышала детский голос. Маленькая рука гладила её морду. Было тепло от этой ладошки, и даже боль куда-то отступила.
– Деда! Смотри, какая красивая лошадка! Она живая! Только глазика нету… Давай её заберём, помрёт ведь, жалко…
Мальчишка лет восьми стоял, наклонившись над кобылой, рядом с ним сидел на корточках старик. В руках он держал винтовку.
- Да, необычной масти кобылка. Да и не ранена, вроде… Ну а глаз что же – подлечим. И с одним глазом жить можно. А красавица, язви её! Нет, такую скотинку грех бросать. А ну-ка, Ванюшка, давай поможем ей подняться!
С большим трудом удалось Василисе встать на ноги. Её мутило, каждый шаг давался нелегко. Старый лесник и его внук помогали идти. Фашиста из деревни выбили, поэтому добирались до дома спокойно. Дед Григорий оказался большим знатоком лесных трав. Он терпеливо лечил Ваську, поил её отварами. Прикладывал компрессы к раненому глазу. Василиса поправлялась, но часто вспоминала своего хозяина. По ночам ей снились бега, улыбающийся Фёдор, венки из полевых цветов.
А Фёдор тем временем долечивался в госпитале. Ранение оказалось нелёгким, да ещё контузия. Не имея вестей от семьи, он очень переживал, сердце чуяло недоброе. Часто думал он и о Василисе. Жива ли? Он был уверен, что её убило снарядом в том бою.После выписки его снова отправили на фронт, уже в пехоту. Победу Фёдор встретил в маленьком чешском городке. На груди красовались орден и две медали. Теперь – домой!
Вот и станция, как раз здесь находится деревенька, где они с Василисой потеряли друг друга. Что-то заставило Фёдора сойти с поезда. Слишком многое связывало их, не хотелось верить в гибель лошади. На станции толпились люди, было много телег, шумно, радостно. Победа! Так долго ждали её, и теперь любой солдат, вернувшийся с фронат, был героем. Его встречали цветами, улыбками, обнимали, звали в гости. Так было и с Фёдором. Ему дарили нехитрые полевые цветы, дети просили потрогать награды. Он не понял тогда, что его подтолкнуло к небольшому зданию вокзала. Он направился к скоплению телег, выискивая кого-то глазами. Вы скажете - чудес не бывает! Не соглашусь! Если очень захотеть… не веря своим глазам, Фёдор подошёл к телеге, на которой сидел пацан лет десяти. Он лузгал семечки и подозрительно косился на солдата, который со всех сторон осматривал его лошадь. Та тоже вела себя странно – по телу её прошла дрожь, чуть слышно она заржала.
- Васька! – ахнул Фёдор. – Красавица моя! Живая! Узнала!
Он прижался к своей Василисе и заплакал. Долго сидели в тот вечер дед Григорий и Фёдор. А наутро Василиса со вплетёнными в гриву цветами, гордая и счастливая, покидала дом своих спасителей.
- Спасибо, отец! Никогда не забуду! – Фёдор крепко обнял деда, пожал руку Ванюшке и, взяв Василису под уздцы, пошёл на станцию.
Михалыч садится на крыльцо, закуривает. Спешить ему некуда. Никто не ждёт, да и дома он бывает редко – стены давят воспоминаниями. Вечерами он достаёт из кармана выцветшей гимнастёрки фотографию, бережно гладит по ней ладонью. Со снимка улыбается молодая женщина со светлыми волосами. Она обнимает таких же белоголовых пацанов-погодков.
– Любушка, родная моя, как вы там? Мне тут без вас лихо… Как же так? Ведь я войну прошёл и ничего…
Вот так он разговаривал со своей семьёй каждый вечер, рассказывал о том, что случилось за день. Ему казалось, что жена отвечает и было будто бы легче. Прошло больше десяти лет с того страшного дня, когда, возвратившись в родное село, он узнал, что семья погибла во время эвакуации. Поезд, в котором ехали женщины и дети, угодил под бомбёжку. Вагон с его родными разнесло в щепки. С тех пор Фёдор превратился в угрюмого, нелюдимого человека. Горе очень состарило его.
Эти люди появились в селе недавно. Немолодая уже женщина и мальчик-инвалид. Вначале местные оглядывались сочувственно на инвалидную коляску, в которой сидел ребёнок, потом попривыкли. И только Михалыч, всякий раз увидев эту семью, о чём-то задумывался. Тогда он останавливал телегу, долго стоял, провожая взглядом женщину и ребёнка. Мария Николаевна и её внук Витюшка приехали из города. Мальчику было уже десять лет, но на вид можно было дать меньше – уж очень он был худенький и бледный. После неудачного падения с велосипеда он не мог ходить. Доктора в городе вынесли неутешительный приговор – мальчик никогда не встанет на ноги. Мать, уставшая от безнадёги и запаха лекарств, уехала в поисках лучшей жизни. Да и разве это мать?.. Витю воспитывала бабушка. Он помнил только её ласковые руки, добрую улыбку. Вот и теперь, когда, казалось бы всё ясно и мальчик обречён, Мария Николаевна не сдавалась. Она переехала с внуком в деревню, на воздух, на природу. Она верила, что Витя снова будет ходить.
Как-то вечером Михалыч, управившись с делами на конюшне, повёл Василису на луг. Надо поговорить с женой Любашей, подумать о жизни. Зачем-то захватил с собой седло. У него в голове давно уже зрела мысль, которая могла показаться безумной. Но он всё решил. Резко свернув с обычной дороги, он направился к дому Марии Николаевны. Было тепло и тихо, Витя сидел в коляске, перед ним на коленях лежала книга. Бабушка что-то вязала. Михалыч кашлянул, поздоровался. Витька с любопытством разглядывал неказистую лошадёнку необычной масти. Василиса подошла и ткнулась мордой в льняные волосики мальчика. Он протянул к ней руки , и она щекотно лизнула его ладошку. Взрослые наблюдали за безмолвной беседой. Неожиданно Михалыч подошёл к Витьке, бережно поднял его на руки и осторожно посадил на лошадь. Бабушка тревожно наблюдала – что же будет? Конюх тронул поводья и, поддерживая ребёнка, тихонько повёл Ваську. Мальчик с трудом держался в седле, Михалыч старался ободрить его разговором.
– Вот так-то! Всё лучше, чем на коляске-то… Она ведь живая душа, ей приятно свою пользу понимать. А то – на живодёрню! Куда как! Вот оно – ребятёнку радость и ей ещё пожить маленько! А ты, казак, встанешь ещё на ноги, годов тебе мало ещё, а мы с Васькой поможем. Она хоть и старая, и слепая маленько, а душа у ней человечья. Точно говорю!
Мальчишка улыбался, ему верилось в добрые слова Михалыча. Он дежрался за тёплую шею Василисы, и это её тепло будто бы передавалось ему какими-то невидимыми лучиками, радуя и согревая. Старая кобыла понимала, что именно сейчас, в конце её нелёгкой жизни, она выполняет самую важную работу. Не было усталости и обречённости в этой неспешной прогулке, сейчас Василиса была целителем, и гордость переполняла её сердце. Всё будет хорошо! Верь, маленький всадник! Вместе мы совершим чудо!
Марина Хливецкая,
Поделиться в соц. сетях